Оперный постановщик Борис Покровский о себе и театре (1998)

Советский театральный режиссер, лично знавший Мейерхольда и Станиславского, отвечает на вопросы журналистов. Впервые в эфире 6 марта 1998. Автор и ведущая Марина Тимашева.

Марина Тимашева: Сегодня у нас в гостях патриарх советской и российской оперной режиссуры, народный артист Советского Союза и России, руководитель Государственного академического Камерного музыкального театра Борис Покровский. За последний месяц 87-летний Борис Покровский выпустил в Москве две премьеры подряд. Он поставил «Таис» Жюля Массне (опера не шла в России с 1913 года) в Музыкальном академическом театре имени Станиславского и Немировича-Данченко и еще «Франческу да Римини» Сергея Рахманинова в Большом театре. А в московской студии Радио Свобода с ним беседуют Ирина Амитон — театральный обозреватель еженедельника «Экран и сцена», и Густав Нейтингер — музыкальный обозреватель немецкого журнала «Практика». Ведущая программы — Марина Тимашева.

Марина Тимашева: Борис Александрович Покровский родился 10 января 1912 года. С 1961 года — народный артист Советского Союза. В 1937 закончил режиссерский факультет Государственного института театрального искусства. С 1937 по 1943 – режиссер, и с 1939 года — художественный руководитель Горьковского театра оперы и балета. С 1943 года сотрудничает с Большим театром. С 1952 по 1963 становится главным режиссером Большого театра. С 1954 года — профессор кафедры музыкального театра ГИТИСа. За «Войну и мир» 1946 года в Ленинградском Малом оперном театре — Государственная премия Советского Союза. Государственные премии Борис Александрович Покровский получает также за постановку оперы «Вражья сила» Серова в Большом театре в 1948 году, там же – «Проданная невеста» в 1949 году и «Садко». С 1972 года — руководитель Московского Камерного музыкального театра. В репертуаре уникальные произведения – Щедрин, Шостакович, Бортнянский, Моцарт, Ганелин, Бриттен, многие-многие другие. Борис Александрович Покровский женат, у него двое детей. Дочь, Алла Покровская, артистка Художественного академического театра, сын, Александр — концертмейстер. У Бориса Александровича Покровского один внук, это Михаил Ефремов, артист и режиссер, и два правнука. Борис Александрович, все ли я рассказала правильно? Не сделала ли я какую-нибудь ошибку?

Борис Покровский: Я думаю, что вы сказали больше, чем надо.

К 100-летию со дня рождения
Матвея Абрамовича Ошеровского,
Народного артиста Украины, Народного артиста России.
Режиссера, актера, педагога, профессора, Мастера!
Друга и Человека!

Автобиография

1941г.

Поступил в ГИТИс им. Луначарского, на курс к М.М.Тарханову и О.А.Якубовской, актерский факультет и В.Г.Сахновскому — режиссерский факультет.

(В годы войны, годы учебы в ГИТИсе работал в МХАТ СССР им.Горького рабочим сцены под руководством А.Н.Готтиха, был участником массовых (народных) сцен. Считаю этот период вторым институтом в формировании меня, как актера и режиссера)

После окончания ГИТИса и получения диплома за подписью О.Л.Книппер-Чеховой, которая была председателем гос.комиссии.

Сейчас даже трудно поверить, что я перед Ольгой Леонардовной выступал в роли Треплева в «Чайке» А.П.Чехова и получил оценку отлично. При обсуждении дипломных спектаклей Ольга Леонардовна сказала мне: «Хорошо Вы, Матюша, выступаете — нервно, громко, но в наше время таких молодых людей не было. Вы каким-то комсомольцем бегаете». Этой оценкой горжусь и с удовольствием вспоминаю и рассказываю об этом студентам.

1946г.

С группой выпускников ГИТИса (украинская студия) уезжаю в Киев во вновь организованный по инициативе А.Е.Корнейчука (тогда председатель украинского комитета по делам искусств), Киевский Государственный Драматический театр УССР. Судьба этого театра трагична. Вначале его объединили с театром им. Ив.Франко, а затем всех студентов ГИТИса уволили, кроме Аркадия Гашинского, который каким-то чудом уцелел и даже был удостоен звания Нар. Артиста СССР.

Редко, но встречаются артисты, гармонично сочетающие уникальность собственной индивидуальности с гибкостью актёрского перевоплощения.Они как будто из роли в роль остаются неизменными — ни голос, ни внешность, ни манера поведения не изменяются, но смелое включение актёрского аппарата на иную «скорость» нового образа всё преображает. Происходит эффект резкой перестройки всей органики, мгновенная реакция на новые предлагаемые обстоятельства и — при внешней неизменяемости — возникает новый человеческий характер. Такую способность я называю внутренним «хамелеонством». Этот дивный, но очень редкий дар актёрства — для режиссёра просто клад, творческая радость, «именины сердца». Подбросьте такому «хамелеону» обыкновенный цветок, и он окажется в зубах, за ухом или будет «отфутболен», и всё это в образе, в новой логике, самому актёру в жизни не свойственной. Происходит чудо преображения. Как правило самостоятельно такой исполнитель хамелеонствовать не умеет. Ему нужен режиссёр, вернее, заветное слово режиссёра. И не каждого, а избранного, принятого безоговорочно и безусловно. На обдумывание режиссёрского предложения не тратится время. Мгновенная оценка, мгновенная реакция, мгновенное действие. Или — вообще никакого. У таких артистов и в жизни есть склонность к игре. Они любят кого-то изображать, кому-то подражать, были бы только соответствующие обстоятельства. В этой внутренней готовности к игре, видимо, и заключается секрет легкости их включения в новую действенную логику. режиссёру нужно только давать им точные обстоятельства и приспособления. Только с исполнителем, который к ним глух, следует входить в область показов, подсказов точного выстраивания роли.

У многих актёров, увы, есть досадные творческие ограничения — обычно таких исполнителей называют актёрами одной роли. Приготовив в наивыгоднейших репетиционных условиях какую-то роль, они подчас достигают совершенства, но им как бы исчерпывают свою индивидуальность, и всё последующее оказывается лишь проявлением уже найденного и открытого — неповторимая индивидуальность теряется, растворяется в стереотипе. Способности, остаются способностями, но то ли успокоенность успехом, то ли отсутствие творческой воли (её ранее заменяли настойчивость режиссёра или дирижёра) делают свое дело — актёр и не проявляет потребности к поискам новых красок, ограничиваясь откровенным самоповтором. В лучшем случае большие способности может выявить кто-то другой.

Множество разных лиц, характеров, индивидуальностей проходит перед режиссёром. Человеческие и творческие особенности и способности у каждого свои. К иному артисту быстро найдёшь подход, других приходится долго уламывать, «подкармливать», убеждать, приспосабливаться к ним. Бывают актёры, которые и не стремятся сделать творческую карьеру, убегают от попыток добиться серьёзных художественных результатов. Делают своё маленькое дело, выполняют его добросовестно и… довольны. Сколько артистов, столько и «отмычек» требуется режиссёру. Приходится действовать «и лаской и таской». Порой бывает необходимо довести актёра и до слёз (не оскорбляя, конечно, а настаивая на чём-то для него трудно преодолимом). Он после этого становится более мягким, податливым. В нём начинает звучать внутренняя струна, которая раньше молчала. Конечно же молчала, если к ней не прикасались. Бывают актёры застенчивые или притворяющиеся таковыми. Многие хотят казаться лучше, чем они есть на самом деле. Бывают безразличные — и важно понять, является ли это безразличие их сутью, или маской, за которой прячется легкая ранимость или та же застенчивость. Одни всё быстро понимают, готовы немедленно выполнить любое предложение режиссёра. Другие — «тяжелодумы». Они долго думают, кивают страдальчески головой и… потом показывают что-то совсем другое, своё, неожиданное и часто прекрасное. Да ещё прибавят при этом: «Так вы хотели? Что-то в этом роде? […]

Бывают такие таланты, которые всё, что берут в искусстве от других, могут делать своим. Когда хороший артист поёт, он поёт свою музыку, а не музыку композитора. Я полагаю, что когда он делает мизансцены, он делает свои мизансцены, а не те, что предлагаются режиссёром. Огромный талант художника-актера всё делает своим. Принимать всё на себя и отвечать на сцене за всё самому, своей личностью, своим темпераментом, своей природой обаяния, всей своей личностью — в этом и заключается талант.

Покровский Б.А., Ступени профессии

«Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь …
Это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра… Есть много среди света такого, которое для всех, отдалившихся от христианства, служит незримой ступенью к христианству. В том числе может быть и театр, если будет обращён к своему высшему назначению. Мы призваны в мир не за тем, чтобы истреблять и разрушать, но, подобно Самому Богу всё направлять к добру, даже и то, что уже испортил человек и обратил во зло. Нет такого орудия в мире, которое не было бы предназначено на службу Богу»*

Н.В. Гоголь.

            Говоря «вера», мы не имеем в виду принадлежность той или иной конфессии, равно как религиозность в узком смысле. Деды большинства из нас не верили в Бога, но то, во что они верили, в их понимании было выше того, что они были способны «вложить» в понятие «Бог». Стало быть, их отрицание (не имени – для них это было лишь название) – серьёзный шаг к Тому, именование которого они отрицали. Вопрос только в одном: насколько честно человек ОТКРЫТ ПРАВДЕ и готов её принять. Ведь если речь идёт о фундаментальных вещах – однажды принять правду или принять открытость правде как основу жизни – значит изменить жизнь… себя… и, как следствие, мир. Не это ли подлинная свобода?
Из вышесказанного однако следует, что основой подлинной веры является подлинное – до последнего мгновения – неверие. В этом религия и наука чрезвычайно близки, но об этом, кажется, забыли давно и надолго. Любой трактат по аскетике, времён ещё до разделения христианства, начинается примерно следующим: «Лучше десять раз отвергнуть явление Бога (читай: явление того, что выглядит правдой), мотивируя это осознанием своего недостоинства=незрелости, чем один раз принять за Него дьявола или игры своей психофизики» (цит. своими словами). Позволим себе заметить, что то же весьма полезно при «выборе» религии – от атеизма (не хочу упоминать здесь «сатанизм») до православия, – если вдруг вопрос о таком выборе даёт о себе знать. Только на «мистику» не стоит полагаться… В чём мы преуспели в сравнении со Средневековьем, так это в «клиповом» восприятии мира и жизни: мозги у нас «свихнуты» настолько, что любая мистика нас однозначно погубит. Вернее сделать своим девизом «2+2=4»… То есть полагаться на чистый разум и не оставлять пытливости.
Также считаем необходимым оговориться, что всё, изложенное в этой и в других связанных с ней публикациях, и в целом, и в деталях призвано только поставить вопросы. Мы ни в коей мере не претендуем на исчерпанность и завершённость.